На миру монашество — Что землю грызть! Ну, а бабья наша тут Молчать — корысть.
Столбам с перекладкою Никто не плох! Хватай мертвой хваткою, А там — как Бог!
* * *
Луна с луговины Ушла за копну. Глядит Царь на сына, Глядит на жену.
Верней самострела Глаз пьяных — прицел. «Ты ног не жалела, Ты рук не жалел,
И так что за кружкой Я верно сужу, Решил, что друг дружкой Я вас награжу.
Любитесь — доколе Ус есть у китов, Да чтоб мне к Николе Внучок был готов!
Да чтоб тот внучонок С меня был снятой!» Берет Царь бочонок: «Налей вам святой!
В ковры-вам-подстилки Вину велю течь!» В персты по бутылке Сует вместо свеч.
«Чтоб в играх-затействах Плодились птенцы, Вот вам венецейских Две чарки — в венцы!»
Вверх дном, ошалелый! Двойной аж фонтан: Ей прямо на тело, Ему на кафтан.
Сидит, приосанясь, Меж струн и меж струй, Да вдруг как затянет: «Исайя, ликуй!»
* * *
Эй, Исайя ты, Исайя, С небес свесь-ка голову! На невесту взглянь: босая, Того хуже — голая!
Словно цельным становищем Вражьим — в рот целована. Всего тела вдоль — винищем В кровь исполосована.
Ишь, сокрыла черноглазье! Хороша, смиренница! На полуношных-то разве На летуньях — женятся?
Как пойдет чудить в кровати Булавками-иглами! — Нет, Исайя-ликователь, Твое дело гиблое!
Гляди: Царь их лбами чокнул Для дельца веселого! «Да в уста чтобы — не в щеку Целоваться, голуби!
Не рябая, не косая, Глаже шелку — платьице!» — Ох, пророк ты наш Исайя, Паренек-то пятится!
«Коли сам жену не чмокнешь, Скручу с ней веревкою!» (Ох, поддастся паренек наш! Пенька — баба ловкая!)
Быть ему, пророк Исайя, За дверьми чугунными! От нее себя заставил Изгородью струнною!
Царь из рук как схватит гусли! — Держись, гуси-лебеди! — «Чмокай в паточное устье, — Не то — гусли вдребезги!»
То не дéвица в когтях у черной немочи — То Царевича у женских уст застеночек.
Потягивается, подрагивает, Устами уста потрагивает, Как жалом в него вонзается, Как в яблок в него вгрызается, Из сердца весь сок вытягивает, В глубинную глубь затягивает.
«Учись, учись, любовничек, Как без меня чаевничать!
Учись, учись, болезный мой, Как нашей лаской брезговать!
Учись, учись, монашек мой, Как в споре жить — да с мачехой!»
Обхватывает, обматывает, В грудь скудную — когти вкапывает, Вокруг обвилась, как жимолость, Как радуга — запрокинулась! Белки-то уже — под дёснами! Аж пол подметает — космами!
* * *
Стар и млад — не суди! Этот жар — из груди Должен в грудь перебечь, Аль всю суть нашу сжечь.
У цыгана — луна, У буяна — война, У дворянчиков — честь, У нас — кровь одна есть.
Кровь, что воет волкóм, Кровь — свирепый дракон, Кровь, что кровь с молоком В кровь целует — силком!
Встреча третья и последняя
Солнце в терем врезалось — Что меч золотой! Лежит цвет-наш-трезвенник, Как пьяный какой.
Вот уж вечер-зарево — Он взор межит. Уж к вечерне вдарили — Он всё лежит.
Ухо клонит-слушает: Уж с коих пор — Ровно шум-шушуканье, Девичий спор.
Словно ручеечка два Шумят сквозь снег… Только шепоточка два, — А толку — нет.
Ему шепоточка два Без всяких слов, А нам волосочка два Да с двух голов.
(Враги неразрывные — В одном котле!) Сошлись на груди одной, Одном сукне.
Один — глаз хоть выколи, Тот — взор завесь. Один — аж по щиколку, Тот — с пальчик весь.
По кафтану шитому Шумят войной. Тот — змеиным шипом-то, А тот — струной.
От их шуму-шороху Аж лоб болит! «Твое дело коротко!» — Да толк велик!
«Стрижка-брижка-выскочка!» — С грозой дружу! «Из хвоста-знать-кисточки!» — Да верх держу!
«С головы я чёсаной!» — А я с честнóй! «Моя баба — с косами!» — Моя — с красой!
Был тут спор порядошный: Свились в комок! Только слышит: рядышком — Другой шумок.
Не морской, не гусельный: Пчелиный — гуд. Близко-близко, чуть ли не У самых губ.
Нет, не пчелки розанам Ведут дозор. То с печатью грозною У слюнки — спор.