Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки - Страница 52


К оглавлению

52
Как зарвется Москва-мать,
Как начнут переливать
— Не дошел и Тушинский —
Колокола на пушечки.


Протрезвись, простой народ!
Стань, колокол, пулемет!
Пали в веру греческую!
А мы . . . . .— вдесятеро!


Как пойдет своих сынов
Нагишом в собачий ров
Валить: нужда комнатная!
А мы сверху: вспомнится вам!


Обойдется Москва-мать,
Да уж негде . . . . .взять.
Мастерства заливчатого, —
А мы вдруг — малиновками!


— Велик, знать, Бог!
— И сын с ним, Дух.
Стоит дубов,
Вдруг чтой-то — бух!


В саму гущу-то, в саму жижу —
Не то груша, не то булыжник?


Молчит артель,
Язык отсох.
Аль сон-на-хмель?
Вдруг ктой-то: ох,


Братцы! Влас-Митрофан-да с Савкой!
Пропал благовест! пропал сплав-то!


Ох, пот-наш-труд!
Ох, звон-наш-сплав!
Типун-те-лют!
На глаз твой прав!


Да нацелившися, да всé враз:
— Типун, дурень, тебе на лев глаз!


Тут чаще пуль
В него артель:
— Ох ты, сосуль —
Орут-капель!


Кто ж эт’в . . . . .слезу ронит!
Самовар ты аль рукомойник?


О . . . . .— наш-цех!
Товар-наш-брак!
Добро б с opеx,
А то — с кулак!


Ох ты дуб-дубрецкий-балка!
А дурище-то: «Мо — оскву жа — aлкo!»


— Врешь, каланча,
Мочить не смей!
Слеза, моча —
Одна мокредь.


Видно, мать-то твоя волчица!
. . . . . .— в котел мочиться!


Ох ты нахал,
Орут, негож.
Ревун напал —
Да где ж, да кто ж —


В самы сливки-то, в самы пенки!
— Ну и стал бы себе у стенки.


Хорош мужик!
Где встал, там льет!
Ай хряк? ай бык?
Да скот и тот —


Чтобы место свое впредь ведал —
Самого тебя — слезе следом!


Глубок котел,
Сажен, быть, сто.
Молчит осел.
А волк — волк што?


Ничего себе носик черный.
Только шерсть у него кверх корнем.


И в переруб
— Умен — нишкни! —
«Он, может — дуб,
А вы так пни!


Да в такой-то слезе — врать буду? —
Серебра почитай с три пуда.


А ну к’ старшой,
Взгляни в горшок,
Каков настой?
Каков борщок?»


Что ж эт’, родные? что и эт’ с сплавом?
А с сплавом — то, а с сплавом — так:


Чистое сéребро черпáк
Несет — затрясся черпачок —
Чистое серебро течет.
Остолбенел:
Столбняк — народ
Кто — мак, кто — мел,
А кого — в пот.


А волчище-то, хвосток трелью:
— Ну а и при ём подмастерье!


И весь урон-то ваш-изъян,
Что будет звон ваш серебрян,


Один: мать честна! другой: сон чист!


Под образа б
Тебя, слона!
Ну и слеза,
Орут, жирна!


А волчок, аблакат занозист:
— Поглядел бы на наш колодец!


. . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . .
Вдруг ктой-то: . . . . .
Да в ножки: бух!


Вались, родные, на всех хватит!
Да все разом вдруг: про — ости, братец!


Что енерал на площади
. . . . .— а кругом бухают,
Проломанный картуз к груди,
Стоит Егор, звон слухает.

1928

Несбывшаяся поэма


Будущее — неуживчиво!
Где мотор, везущий — в бывшее?
В склад, не рвущихся из неводов
Правд — заведомо-заведомых.
В дом, где выстроившись в ряд,
Вещи, наконец, стоят.


Ни секунды! Гоним и гоним!
А покой — знаешь каков?
В этом доме — кресла как кони!
Только б сбрасывать седоков!


А седок — знаешь при чем?
Локотник, сбросивши локоть —
Сам на нас — острым локтем!


Не сойдешь — сброшу и тресну:
Седоку конь не кунак.
Вóт о чем думает кресло,
Напружив львиный кулак.


Брали — дном, брали — нажимом —
Деды, вы ж — вес не таков!
Вот о чем стонут пружины —
Под нулем золотников


Наших… Скрип: Наша неделя!
  …Треск:
В наши дни — много тяжéле
Усидеть, чем устоять.


Мебелям — новое солнце
Занялось! Век не таков!
Не пора ль волосом конским
Пробивать кожу и штоф?


Штоф — истлел, кожа — истлела,
Волос — жив, кончен нажим!
(Конь и трон — знамое дело:
Не на нем — значит под ним!)


Кто из вас, деды и дяди,
В оны дни, в кресла садясь,
Страшный сон видел о стаде
Кресел, рвущихся из-под нас,


Внуков?
  Штоф, думали, кожа?
Что бы ни — думали зря!
Наши вещи стали похожи
На солдат в дни Октября!


Неисправимейшая из трещин!
После России не верю в вещи:
Помню, голову заваля,
Догоравшие мебеля —


Эту — прорву и эту — уйму!
После России не верю в дюймы.
  Взмахом в пещь —
Развеществлялась вещь.


Не защищенная прежним лаком,
Каждая вещь становилась знаком
  слов.
Первый пожар — чехлов.


Не уплотненная в прежнем, кислом,
Каждая вещь становилась смыслом.
Каждый брусок ларя
Дубом шумел горя —


И соловьи заливались в ветках!
После России не верю в предков.
В час, как корабль дал крен —
Что ж не сошли со стен,


Рýшащихся? Половицей треснув,
Не прошагали, не сели в кресла,
Взглядом: мое! не тронь!
Заледеня огонь.


Не вещи горели,
52